«Особый взгляд»: литературная реминисценция
«Особый взгляд» - авторская программа приморского журналиста, публициста и краеведа Андрея Островского. Современная интерпретация событий прошлого, которые повлияли на ход истории Приморья, а также анализ текущих политических и социальных явлений.
Добрый день! Как всегда, в это время в эфире программа «Особый взгляд с Андреем Островским». Пошла вторая половина осени и это уже весьма и весьма ощутимо. На улице, мягко говоря, прохладно, а в домах начинается долгожданный отопительный сезон. Ну, что ж – всему свое время, будем радоваться краскам осеннего леса и греться воспоминаниями о прошедшем прекрасном летнем сезоне, равные которому, говорят, бывают раз в сто лет, так что нам, считай, крепко повезло.
Что касается тем для сегодняшней программы, то как всегда занятная конфигурация календарных дат сложилась таким причудливым образом, что говорить мы будем преимущественно на литературные или около литературные темы. Если исходить из исторической последовательности событий, то начать, очевидно, следует с того, что 19 октября – один из ключевых дней пушкинского календаря. День основания знаменитого царскосельского лицея стал для лицеистов первого выпуска – а Пушкин был среди них – чем-то вроде общего дня рождения. Именно этой дате он посвятил целый ряд стихотворений, самое пронзительное из которых было написано в ссылке, в Михайловском, 19 октября 1825 года, буквально за два месяца до восстания декабристов, среди которых тоже было немало пушкинских друзей. Оно начинается со строк «роняет лес багряный убор, сребрит мороз увянувшее поле», абсолютно точно отражающими то, что мы и сегодня видим за окном. А дальше – философское осмысление таких понятий, как дружба, честь и верность юношеским идеалам. Здесь не случайно восклицание «друзья мои, прекрасен наш союз», потому что в тексте Пушкин вспоминает многих из них – Дельвига, Пущина, Кюхельбекера, Матюшкина, Горчакова. Двое последних, к слову своими делами навсегда вошли в историю России. Матюшкин уже в молодые годы стал известным полярным исследователем, мы с вами не раз говорили о нем в рамках этой программы. Что касается Горчакова, последнего канцлера Российской империи, человека, сумевшего восстановить международный престиж России после поражения в Крымской войне, то именно ему принадлежит известная и часто цитируемая формула «Говорят, что Россия сердится. Нет, Россия не сердится, Россия сосредотачивается». Вот, как далеко может завести разговор об одном лишь пушкинском стихотворении, которое называется так просто – 19 октября.
Следующая литературная реминисценция к этим дням. Ровно 135 лет назад, после продолжительной поездки на Сахалин во Владивосток прибыл Антон Павлович Чехов. Собственно, что уж там скрывать, к нам он особенно не стремился. Но для того, чтобы вернуться в Россию регулярным рейсом Доброфлота Владивосток – Одесса, с посещением по пути десятка стран, ему нужно было выправить необходимые документы. По пути это можно было сделать только во Владивостоке. Пробыл он у нас, как известно, пять дней – с 15 по 19 октября 1890 года. Наш порто-франко тогда бурно рос и развивался, причем не только в военном и экономическом, но и во всех смыслах – буквально за пару недель до прибытия писателя открылся первый в огромном регионе музей (ныне отметивший недавно свое 135-летие Музей Арсеньева), который Чехов не преминул посетить. Его пребывание в городе прошло достаточно незаметно для широкой общественности, даже местные газеты не обмолвились ни строкой. Зато на самого Чехова Владивосток произвел, похоже, сильное и весьма амбивалентное, то бишь двойственное впечатление. Первое и самое острое – критическое неприятие. Спустя полтора месяца в письма своему издателю Суворину Чехов пишет «…Был я во Владивостоке. О Приморской области и вообще о нашем восточном побережье с его флотами, задачами и тихоокеанскими мечтаниями скажу только одно: вопиющая бедность! Бедность, невежество и ничтожество, могущее довести до отчаяния. Один честный человек на 99 воров, оскверняющих русское имя…».
Однако впечатления – на то и впечатления, чтобы за какое-то время вызреть, отстояться и обернуться другой, более взвешенной своей стороной. Прошло менее полутора десятков лет и весной 1904 года в переписке с другим своим корреспондентом, Борисом Лазаревским, который получил назначение во Владивосток и выражал по этому поводу тревогу, Чехов написал: «Теперь, надо думать, в сочувствии Вы не нуждаетесь, так как уже попривыкли к месту, уже весна, тепло и знаменитая бухта очистилась ото льда. Когда я был во Владивостоке, то погода была чудесная, теплая, несмотря на октябрь, по бухте ходил настоящий кит и плескал хвостищем, впечатление, одним словом, осталось роскошное… Во Владивостоке, в мирное время по крайней мере, живется не скучно, по-европейски, и мне кажется, жена Ваша не сделает ошибки, если приедет к Вам после войны. А какая вкусная рыба! Устрицы по всему побережью крупные, вкусные. В июле или в августе, если здоровье позволит, я поеду врачом на Дальний Восток. Быть может, побываю и во Владивостоке. Вы пишите, что читать во Владивостоке нечего. А библиотеки? А журналы?»
У этого письма есть две особенности. Ну, во-первых, что касается кита. Мне, да, полагаю, что и многим землякам казалось, что про кита в бухте Чехов несколько преувеличивает. Однако ситуация буквально двухнедельной давности, когда кит несколько дней разгуливал по Золотому Рогу, показывают, что заблуждались скорее мы, а Чехов был предельно честен и искренен. Ну и второе – насчет повторной поездки во Владивосток, в качестве врача на русско-японскую войну. Похоже, это было совершенно искренне, потому что буквально в те же дни он писал из Ялты жене, Ольге Книппер-Чеховой:«Если в конце июня и в июле буду здоров, то поеду на войну, буду у тебя проситься. Поеду врачом». Однако, этому желанию не суждено было сбыться: 2 июля 1904 года Чехов умер от туберкулеза в Баденвайлере.
И еще одна в известном смысле литературная дата. В середине октября 1938 года, правда, не по своей воле, а в эшелоне заключенных во Владивосток прибыл Осип Мандельштам, великий, безвсяких оговорок русский поэт. Он должен был прибыть раньше, но из-за боев на озере Хасан отправку эшелона задержали в Москве на месяц. Впрочем, это вряд ли что-либо изменило бы. С его здоровьем Мандельштам по определению не мог протянуть в лагере долго. Он умер здесь, во Владивостоке, в декабре того же 38-го года в лагерной пересылке, которая располагалась в районе нынешних улиц Днепровская и Печорская Где находится его могила, никому не известно, и вряд ли мы когда-то об этом узнаем, потому что хоронили умерших зэков в братских могилах, фактически во рвах, и никаких опознавательных знаков не ставили.
Зато, когда Советская власть закончилась, Мандельштаму во Владивостоке установили первый в России памятник. Создал его наш прекрасный скульптор Валерий Ненаживин, причем первые 13 лет памятник стоял в его мастерской, прежде, чем переехать на городские улицы. Вначале он стоял в районе начала проспекта 100-летия Владивостока, географически недалеко от той самой, печально известной пересылки. Позже его перенесли к главному корпусу ВГУЭСа, где он и стоит до сих пор, и куда регулярно возлагаются цветы.
А это была программа «Особый взгляд с Андреем Островским». Берегите себя и будьте, пожалуйста, здоровы и тогда, я надеюсь, ровно через неделю мы непременно вновь встретимся в эфире.
Удачи!
