В свои 100 лет фронтовик - Почетный гражданин Приморского края готовится отметить 80-летие Победы
Александр Павлович Сотник - Почётный гражданин Приморского края в преддверии 80-летия Победы рассказал о войне.
Год его рождения 1925-й. И ему уже 100 лет. Человеку, который прошел войну и достойно проживает жизнь, подавая пример молодому поколению.
Александр Павлович, пишет "Служу Отечеству ДВ", родился в 1925 году на Украине в селе Владимировка Добрянского района Черниговской области. С малых лет помогал в хозяйстве своему дядьке, зажиточному крестьянину Сотнику Пегасу Наумовичу, в 9 лет уже пас колхозных коров и лошадей, тем не менее к 16 годам смог закончить обучение в 7-летней школе.
О начале войны вспоминал так:
— У нас на Черниговщине было тепло, лето в разгаре. Набегался мальчишкой, спал как убитый. И вдруг среди ночи грохот, стёкла в окнах задребезжали. В чём дело, что такое? Выскочили на улицу. Грохот и яркое свечение шли со стороны недалеко расположенного белорусского города Гомеля. Это в огнях был крупный железнодорожный узел. Немец в первую же ночь повесил там фонари на парашютах и бомбил. И мы сразу поняли: это война. А днём выяснилось, что действительно началась война. Настроение какое? Ну, мы ж пацаны, это ж интересно — война! Подвиги, героизм! И мужики, как и мы, шумели: «Да мы их, мать-перемать, шапками закидаем, через неделю в Берлине будем», — вот так говорили. Но не все. Некоторые чесали в затылке и ухмылялись: «Да-а», — говорили, — «Закидаем, это ещё надо посмотреть, кто кого закидает». Нас, школьников от 12 лет и старше, а также женщин сразу направили копать окопы, противотанковые рвы в три метра глубиной и пять в ширину, вся техника — лопата. Полтора месяца копали, а потом приезжает военный и говорит: «Расходитесь по домам, немец уже под Киевом». Бросили и разошлись. Когда рыли оборонительные сооружения, тогда была ещё какая-то надежда, потом оккупация, бегство, растерянность. Надежда таяла, а верить в это не хотелось...
Война - страшное дело. Оккупация, грязь, мерзость человеческая. А закопанный пулемет мне все-таки службу сослужил. Немцы, когда уже уходили, отступали, могли что угодно сделать, если б успели. Часть жителей пряталась на острове. С трёх сторон болото и один узкий проход. У этого прохода я всех охранял с пулеметом, гордый такой: и пулемёт мой, и лошадь моя. Меня за это кормили, молоком поили, только охраняй
В сентябре 1943 года, когда село освободила Красная армия, Александр Сотник был зачислен в истребительный батальон. До 31 декабря 1943 года охранял село Владимировку от беглых дезертиров, бывших полицаев и старост, участвовал в подвозке боеприпасов к линии фронта по тонкому льду Днепра. Затем был призван на армейскую службу, прошёл полугодовую подготовку, получил звание сержанта и отправился на фронт в должности помощника командира взвода.
— У меня было 30 человек в подчинении, три ручных пулемёта, винтовки, автоматы. Народ разномастный, многонациональный, пока ещё крепко не спаянный, по фронтовому опыту неравноценный. Командир взвода младший лейтенант Гончаров говорил мне доверительно: «Я же, Саша, артиллерист, меня не учили вот так в лоб, врукопашную. Мы издалека стреляли». «Ладно, - говорю, - пойду первым, а ты, в случае чего, сзади подгоняй. Потому что кое-кого надо и под зад сапогом заставить встать».
Большинство фронтовиков не очень-то любят рассказывать о своем участии в кровавых сватках с врагом. Таков и Александр Сотник. Исключение он делает, только описывая свой последний бой:
— Были, были небольшие стычки на моей войне. По Румынии прошли, там нас, кстати, встречали как освободителей, Карпаты перевалили, Венгрия. Там к концу октября 44-го дивизия получила приказ атаковать предместья Будапешта. Рассчитывали на два механизированных корпуса, на танки в основном. Дудки! Нам дивизией в атаку, а где те танки? Испарились, сгорели? Нет танков. Ясно, что многих положили, и пришлось откатиться. Не взяли мы Будапешт в тот раз. Позже гораздо. Но это касается всей дивизии. А конкретно нам на нашем участке было приказано захватить радиостанцию Будапешта. Представьте, высота 120, и на таком же уровне, на высоте венгерская радиостанция. Действовать надо ночью, ночной атакой. Днём не возьмёшь, потому что к высоте подходить через поле (капуста, перцы). Перестреляют как куропаток. И у меня здесь своя, личная проблема возникла. Задание взводу — втянуться в немецкую траншею. Забыл упомянуть, на высоте той три переплетающиеся между собой траншеи. Взял двух хлопцев, чтобы сзади мне ассистировали, чтобы чувствовать: за спиной надёжные люди. Часа четыре ночи, иду, палец на спусковом крючке, хотя стрелять нельзя, надо тихо. Дохожу до траншеи, смотрю, немец сидит внизу или, может, мадьяр, разве разберёшь — темно. Сидит, винтовку обнял, замёрз. Спит? Как же я его убивать буду? Забыл даже, что у меня нож на поясе. Издалека да из автомата — совсем другое дело. А так вот в первый раз. Дома батька свинью резать меня никогда не допускал. Траншея глубокая, а я ростом не вышел. «Ну, Санько, — сам себе думаю, — была-не была!» То ли прыгаю, то ли падаю на немца всем телом и бью прикладом автомата. Кажется, оглушил. Да где там, надо было в голову, а куда-то в шею попал. Повалился он набок, я у него винтовку выхватил и бросил вверх. Чую, боец поймал и, как по эстафете, отбросил в сторону. Я ему: «Добивай!», — и он прыгает в траншею. Когда рассвело, и прислали на подмогу ещё один взвод, тем уже смелее идти было. Зато нас всех накрыло миномётным огнём. Вот откуда у меня это ранение на лице. Прошило насквозь через весь рот. В одну щеку осколок вошёл, из другой вышел. Было это 10 ноября ак закончилась война для командира взвода и комсорга 2-го батальона 206-го Краснознамённого стрелкового полка 99-й стрелковой дивизии 2-го Украинского фронта сержанта Сотника Александра Павловича. Санбат и полевой госпиталь в Венгрии, затем его самолетом доставили в Румынию, а через некоторое время уже поездом для завершения лечения отправился в Кисловодск. После выписки из госпиталя продолжил службу в своём подразделении и направился на ротацию Советских войск, дислоцированных в Иране. Правда, там Александр Павлович пробыл недолго, из-за последствий тяжелого ранения его комиссовали в 1946 году.
Вернувшись в родное село, наш фронтовик сразу попал в правление колхоза, где учли его опыт армейской комсомольской работы. Добился у председателя колхоза направления на учебу в Киевскую аэрофотолесоустроительную школу, затем окончил в Хабаровске Дальневосточный лесоустроительный университет и получил направление в Приморскую лесоустроительную экспедицию во Владивостоке. С 1963 по 1967 год Александр Павлович был главным лесничим Сучанского междесхоза, а затем перебрался в Вольно-Надеждинское, где возглавил Надеждинский лесхоз. Здесь он проявил незаурядные организационные способности и поистине фронтовое упорство, когда с ноля на пустыре возвел базу лесхоза. Как и положено, на пенсию ушел в 1985 году по достижении 60-летнего возраста. Александр Павлович является Почётным гражданином Надеждинского района, а в апреле сего года указом губернатора ему присвоено звание Почётного гражданина Приморского края
Александр Павлович — человек весьма эрудированный, увлекающийся исторической литературой, пишущий стихи, небезразличный к судьбам Родины и всего мирового сообщества. Привлекает его, можно сказать, философский склад ума. Вот, например, как он рассуждал о страхе на войне: «Страха там гораздо больше было, чем геройства. Там бы спастись, остаться в живых. И только самые мужественные преодолевали страх, заранее сознательно себя настроив. Я видел трусов. Даже в офицерских погонах. Заляжет в окопе, лежит-дрожит, и хоть ты ему кол на голове теши. Как преодолеть страх? Ну, не знаю... Надо как-то настроить себя. Скажем, что такое перебежка? Перебежка это вскочил — побежал, 10-12 секунд пробежал, упал — откатился. Снова побежал. Если даже убьют, так это уже самая последняя война. После такого ужаса, после таких страданий это безумие человечества никогда больше не повторится! Всё, предел человеческих возможностей! А если так, то и умереть не жалко. Это последние жертвы, потому и я, в крайнем случае, положу живот свой не по глупости, а на алтарь Отечества».
